Как-то странно теперь говорить о чём-либо. Описывать происходящую вокруг меня жизнь, как полосатую зебру, по цветам, по диагонали познавать мир. Источник не иссякает, брать по чуть-чуть, чтобы вода в нём никогда не замутнилась. Говорить почти что односложно, типографическим минималистическим шрифтом. Вот так и производить те действия, самые те действия, которые продолжают неиссякаемую теперь реку слов, которая созерцая проносящиеся мимо ландшафты плывёт в направлении моря. Моря бездействия. Моря спокойствия. Хотелось сказать вечности, но она не такая.
Хотелось произносить нужные, правильные слова, но они ускользнули, обернулся - и их нет. Разворачиваясь лицом назад, видишь мир в другом свете. Краски поменялись, стали правильными, понятными. Встали в полный рост другие вещи, они оказались тоже другими, не такими, как их рисовало воображение.
Логика наконец-то стала собой, впрочем, она постоянно была такой. Всё выглядит определённым образом в зависимости от стёкол в надетых очках.
Ты говоришь - тебе нечего рисовать, краски кончились, кончился запал, слишком короток шнур, это происходит всегда каждый раз, когда, и я не знаю когда.
Однажды с другом решили написать роман. Остановились на названии, потому что смех помешал хотя бы начать. Когда-нибудь я его напишу. Роман "Монотонный аутсайдер".
Он будет таким же, как вот это начало, таким же как "Петербург" Белого, роман, которого нет, только софиты, только актёр, перебирающий грани своего таланта. Скучно, не правда ли? Вопрос в искусстве сегодня в том, как далеко можно забраться по пути отрицания, вплоть до отрицания слова, превосходная должна быть вещь - роман из нечленораздельных звуков.
Впрочем, можно научиться воровать чужие тексты, или, что проще, завести себе литературных шестёрок, которые крапали бы много и опять же, весьма нечленораздельно. В общем, как вы понимаете, передо мной находится некий водораздел, в некотором смысле, представляющий собой некий субстрат, или чтобы быть совсем точным, суррогат, или, ещё точнее, субстанцию духа, такую выжимку из подсознательных пульсаций, ну, в общем, вы меня поняли.
Я не хочу мутить воду, она мутится сама. Не сказал бы, чтобы пытаюсь стать в позу, или начать рисоваться, или складывать из слов какие-то непредвиденные смыслы, как это у меня всегда хорошо получалось. Хотелось бы по-другому научиться разговаривать, и я только на половине первого шага, выучена только часть алфавита, слова чужие и непривычные, но оно пьянит, как первая любовь, ощущение новых возможностей.
Однажды я сказал тому же другу - а знаешь, какое у меня желание? Разогнать на трассе красный Феррари ... Я не смог добавить - и на всей скорости влететь в бетонную стену, или не захотел, думал, что это должно быть понятно, но он не понял. Услышал только про Феррари. Это странно, но раньше мне казалось, что то, о чём я не говорю, так или иначе понятно окружающим. Это оказалось ещё более странным оттого, что окружающие видели в моих текстах то, чего там не было никогда. А теперь... Мне не нужен ни Феррари, ни тем более, бетонная стена.
Итак, всё понятно, свет простой, мизансцена предельно реалистична, актёры спокойны, зрители вдумчивы.
Занавес.
Комментариев нет:
Отправить комментарий