Сфера

Во вселенной всё разрешающих парадоксов, во вселенной всё снимающих совпадений нам не нашлось места. Слова людей мира искусства спасают только их самих, все сплетения слов, сновидений, прожитых опосредованно жизней, непонимания (страшных) сутей вещей, неприемлемых взору положений этих самых вещей, пьяных молодостью ночей, чужих надежд, и исполняющихся ужасных чужих мечтаний, все эти прорастающие, как сорняк вещи постепенно отвоёвывают твой мир.

Приходит момент и ты понимаешь, что звёзды светят вокруг только потому, что ты каждый день предпринимаешь усилие посмотреть на них, что свобода за окном есть, пока ты готов взять в руки оружие, чтобы отстоять её.

Что "неужели каждая секунда была предначертана" имеет ответом да. Что тебя можно втиснуть в математическую формулу, как статистическую погрешность, как отдрейфовавшие не туда гены, как нечто, смыслом чего можно пренебречь.

Что всё это были за дни и за ночи, которые ты глядел во все глаза? Чем были  эти острые откровения ощущений? Куда они записаны? На какой магнитный носитель, "что как магнитом тянет к себе"(вялая попытка автоцитаты).

                                Навстречу мне по пустынным местам

                                Идут боги в старинных одеждах

                                В синих с золотом туниках и плащах

                                Потакая моему воспалённому бреду.

                                И каждый раз, приподнимая завесу,

                                Мне мнится бег в чёрных корридорах.

                                Лиц не видно, одни силуэты,

                                Что, как магнитом тянут к себе.

Я написал это в семнадцать лет, и что мне теперь с этим делать?

Куда это приложить? Как это сохранить? В искажённом, исковерканном мировоззрении, в котором, как калейдоскопом летят образы, полубессвязные, но по большому счёту, интуитивно кажущиеся очень сложно связанными, рождалось нечто кажущееся уникальным, такое, чему нет места в мире, но что можно ему передать, хотя никому оно по большому счёту не нужно.

 Мир реализует мечтания психопатов вроде императора Пу, и стирает с лица земли рай, вроде Священной Земли, прародины индоевропейцев. Ему неинтересны наши ощущения, хотя всё время кажется, что ради них только мы и живём.

Некоторые впрочем не понимают своей роли совсем, они даже вообразить себе не могут, что они только - временная магнитная аномалия, ничего не производящий паразит, слепец, ведущий других слепцов, что некоторым вещам лучше случиться, чем удерживать что-то безнадёжно устаревшее, что рухнет завтра, как ржавая механическая конструкция, и довольно с большим грохотом, такой штукой всегда были идеи Маркса и Энгельса в понимании тупых красных идеологов и "экономистов".

Некоторые вещи невозможно остановить, они как катящийся под откос паровоз, как истребитель в штопоре, как падение Икара.

Бьющийся и пульсирующий в освежающих волнах даже сам не знаю чего, ответ трепещется надо мной, как развевающийся флаг, флаг победы.

Эти слова - совсем не политическая прокламация, они просто попытка самообъяснения, самооправдания, самореализации, в общем, довольно-таки аутичная вещь.

Как и всё написанное всеми людьми света. Которые это зачем-то делали.

Вещи

Вещи, которые никогда не происходят с тобой. Существующие виртуально вещи. Они на самом деле никогда не могли бы быть, или могли бы быть в другой форме, менее совершенной, такой, что сделала бы их другими, не теми, такой, что сделала бы меня другим, неприемлемым, таким, от которого потом никогда не отмыться, а может быть, я не прав. Может быть весь этот пассаж - просто признание себе в страхе жить. В том, что ты боишься жить. Что прячешься за нагромождением строк, фактов, деперсонализаций.

Интро

Ненужное подчеркнуть. Выбросить самое важное. Оставить только мелкие недочёты и грамматические ошибки. Преподнести всё в качестве возвышенного. Запутать окружение. Запутаться самому. Не вынести груза безответственности. Испугаться. Не понимать своей роли, ни своего места в этом единственном из миров. Единственном из миров. Единственном. Из миров. Единственном. А ты не веришь в Бога.

Введение. Путаница захлёстывает. Как дождь захлёстывает под зонт, так и она вдруг наотмашь бьёт в лицо. Давайте же поиграем в игру, которая называется ничего не сказать прямо. Запутаемся сами и запутаем окружающих. В этом главный секрет жизни - где-то что-то происходит, но что и где - не должен знать никто.

Поговорим о творчестве. Оно родилось, как попытка компенсировать пустоту, как танец падающей навзничь балерины, как сила Кориолиса, как громоздкая подпорка, которая непонятно чему может служить теперь. Порождённое проблемой, с осознанием проблемы, вдруг стало чем-то обособленным, почти что даром.

Как странно, что я умещаюсь в три абзаца, в три небольших абзаца. Я их написал - и вот, всё уже хорошо.

Ты ничего не понимаешь в жизни.

              Если никогда не стоял лицом к стене.

Посвящается Ремо Джадзотто

Бывает так, что после ночи приходит день, что после грозы приходит ночь, что на реке горят огни Ивана Купала, что тишина взрывается трескотом петард, и что всё это происходит неспециально, так неспециально, как-будто это какое-то заклинание, отправление агнца на заклание, жертвоприношение Тарковского, жертвоприношение своему Богу, в надежде на то, что.

Бывает так, что нельзя произнести словами, что горит, как туман, сквозь фонари, как огни в глазах сидящего у окна пассажира метро, как твои руки, которые исполосованы мыслями обо окончании трагедии трагичным финалом, но потом вдруг приходит очень долгожданное лето, и магазин вывешивает новые ценники, мир трещит под ногами, как гравийная автодорога. Вдруг зажигается свет и наступает яркий прохладный солнечный день, он поблескивает полотнищами знамён готовых ринутся в бой новых сил, полотнами Дали, из которого пёрло, как из закипающего самовара, который прожил простую безумную жизнь, или бывает тоже совсем иначе.

Можно ко всему привыкнуть, как глаза привыкают к смене дня и ночи - свет, темнота, свет, свет, свет, свет, снова свет.

Можно ждать долгие годы, можно мгновенно раствориться в манне небесной, в каше, которая творится в головах, в череде шествующих ангелов, в долгой дороге, ведущей на небосвод.

Можно врать себе или про себя, можно делать многие вещи одновременно, а можно радоваться, что пришёл следующий день.

Смотреть, как уходит догорающий день, как, подобрав одежды, он меняет цвета, как в стробоскопе, или как раскрываются лепестки утра, как холодный воздух северных широт пронзает кожу, как нырок в холодное озеро, как нырок в воздух, как нисхождение в жизнь, как бесконечная длинная тайна всего этого, что горит миллиардами красок в голове, как поднебесный аттракцион, как лотерея без розыгрышей, как продолжение никогда не сказанных никем фраз, как напоминание о несбывающемся, как упрёк Богу за его любовь, как страх быть растоптанным, как ночь которая внезапно нашла выход на троттуар и в кинотеатре загорелся свет.

Что чувствует человек, который после долгого срока в тюрьме вышел на свободу? Он чувствует дождь, чувствует ветер, запах жжёного бензина на обочине и бьющую по лицу летящую пыль. Шарахается от каждой тени и готов броситься в драку. Молчит и смотрит, смотрит и молчит.

Он опять живёт.

Хотя вроде бы и до этого жил.  

Синопсис

Проходят долгие двадцать пять лет. И наступает долгий тёплый сказочный знойный день. Ты видишь бесконечные пастбища с пасущимимся коровами, видишь колышащийся ковыль, хотя никогда раньше не видел его так близко, в упор.

Жужжат пчёлы на головой, дугообразно потрескивает кузнечик, но всё незнакомо, ландшафт чужой, жрать нечего и ты сдохнешь в этой негостеприимной местности через неделю, потому что не веришь не единому слову того стройного хора голосов, убедительно жужжащих, что всё хорошо. Ты не веришь ни единому изображению правдоподобно проплывающему перед твоими глазами и не можешь понять, как это так, ещё пять минут назад была ночь, а теперь - раз, и ты просто в раю.

Какого хуя? Грубо, но точно. Ты стоишь с астролябией в руках и не можешь взять в толк, какого хера половину жизни была ночь, а теперь, блядь, день.

Если до этого, всё металось в первозданном хаосе, а ты сам, как мотылёк, с энтузиазмом долбился головой об лампочку, и всё было предельно идиотским, принципиально непостигаемым, и доходило уже до того, что ты без сил лежал уткнувшись лицом в потолок, а жизнь бурлила там, за окном, хаотичная и бессмысленная, то вдруг теперь, совершенно внезапно у всего проступили очертания, мир стал логичным, ясным, как летний день на пляже, как очевидная тупость, как сокол. Мир стал до предела ясным, понятным и простым.

Так какого чёрта?

Ты знаешь, что половина жизни позади. Ты знаешь, что ты её провёл, как политический, отмотавший четвертной. Ты знаешь, что впереди не очень-то и маячит Эльдорадо. Ты знаешь, что если всё разобрать на запчасти, ничего не останется. Разобраться невозможно. Ты стоишь то ли на пороге апокалипсиса, то ли золотого века, а скорее всего, ни того ни другого. Ты просто стоишь, простите, малость охуевший, и таращишься на раскинувшееся великолепие непривычными к свету глазами.

И спрашиваешь себя: есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл?

Конечно же, нету.

Мир по-прежнему хаотичен и непоследователен. Только теперь немного в другом смысле.

Завтра исчезло.

Отсюда плохо видно небо

И потом, мне интересно, когда наступит тот момент, когда упадёт завеса, мне интересно, что я скажу Богу, насчёт того, что я понял, зачем я был здесь, и что он имел в виду подо мной. И даже больше - я точно знаю, что мне нечего ему будет сказать, я совершенно ничего не понял. Я был автоматом, который мало отличается от симулякра, разве что тем, что у него есть душа.

Мне интересно только, почему вопрос был поставлен в такой форме, непрямо. Почему он всегда так ставится, и бывает, что ответа не дать никогда.

Многих такие вещи вообще не интересуют, но жизнь вообще похожа на невероятно растянутую фразу, в конце которой всё равно есть смысл, только вопрос в том, когда ты придёшь к нему, или, иначе говоря, когда у тебя хватит смелости сказать себе в лицо правду.

Жизнь трагична и похожа на одностороннее движение. Она как неотвратимо несущийся навстречу айсберг. Как фильм, который всё равно когда-нибудь кончится. У меня нет ничему объяснения. Я мог бы сказать, что презираю ситуации, когда все твои действия направлены на выживание, но на деле оказывается, что ничего другого в жизни нет. Это становится понятным в том числе и наверху, когда, вроде бы уже всё есть, и, как бы, казалось бы, пришло время подумать о смысле жизни, а вот хлоп - и ничего подобного. В зеркале всё та же свинья, которая хочет кушать. Впрочем, я там не был, так что, не знаю. И, потом, думаю, что это только один из редких подвариантов мировосприятия. Человечество вообще не склонно к рефлексии. Оно живёт, чтобы жить. Как ты, как я, как они, как оно.

Я знал одного человека, который свято верил, что в жизни нет ничего кроме тёлок и бабла. Я боюсь, что если многих пораспросить, ничего в этой формуле не изменится. И я не знаю, кто из нас нищий духом.

И чьё будет царствие небесное.

Великая степь

Мы как трава - дунет ветер и мы колышемся в его сторону, меняя цвет перспективы с густо-зелёного на матовый, мы растительные существа, в конце концов всё наше могущество заканчивается на кончике этого пера, да и пера-то, конечно, никакого нет. Мы без сомнения - растительные существа, без воли, без боли, без страхов. Всё чудесное, видимо, уже произошло, возможности что-либо изменить свелись ко всеобщей сытости и вдруг появившемуся пониманию, что ничего-то другого нам и не нужно.

И без чувств. Они - как что-то лишнее, что-то принадлежащее невесомому и неизмеряемому придатку, который называется душой. Мы готовы её променять на променад над бездной, на управляемость наших реакций, на биохимию мозга, на законы управления человеческим стадом, на тотальный контроль, но однажды приблизится точка, в которой жизни нет, и однажды, проглотив очередную таблетку для поднятия настроения, ты проснёшься со странным чувством, что -  а теперь я постмодернистски цитирую - "у тебя умерла душа".

Ап, ещё один фокус

Почему я никто. Для этого в жизни должно что-то сложиться, чтобы деталь легла в мозаику, должно что-то прорасти, что-то пустить корни.

В моей же ситуации судьба прошла огнём и мечём, как ни банально это бы не звучало. Волчок завертелся, ураган набирал обороты, ничего вообще-то страшного не происходило, но страшное было в том, что ничего не происходило.

Цирк

Хотите фокус? Вернее ребус, вернее загадку, которая, впрочем-то, лежит на поверхности и не представляет из себя ничего особого.

Представьте себе мир, вернее сферу жизни, вернее область человеческой деятельности, в которую нельзя проникнуть. Эта сфера кажется необъяснимой загадкой, которую даже описать, скользя по периметру, невозможно. Ты видишь только какие-то сторонние эффекты, за которые нельзя ухватиться, кажущиеся бессвязными и от которых весь мир кажется бессвязным. Ты, как слепой, шарящий руками перед собой, или даже, вернее, как тот загипнотизированный молодец, которому сказали забыть, что его друг находится в комнате, при том что друг, хоть и пропал из поля зрения, больше не воспринимается, а всё же подаёт какие-то признаки жизнедеятельности, дышит, скрипит половицами паркета, шуршит рукой по обоям. И вот ты стоишь в полном незнании о том,  что за физическое явление этот твой невидимый друг, и имеешь только набор тревожащих ум беззвязных шорохов паркета, бесплотного дыхания и звука руки, скользящей по обоям.

Про вампиров. Хотя, честно говоря, даже не знаю, что должно произойти, чтобы я написал хоть строчку о такой херне.

Никогда не понимал людей, которые бегают в сумерках. От  полиции - ещё куда ни шло, но трусцой? Сумерки совершенно не годятся для таких вещей. Как мне совершенно в диковинку было идти в одно интересное и возбуждающее место (я не помню куда), в совершенно серые сумерки, когда небо было всё ещё весьма голубым, а на всё вокруг уже оседала пыльного цвета пелена вечера. У меня до сих пор непроходящее ощущение ирреальности того, что в тот момент происходило, так, как будто так просто не могло быть, что происходило что-то непоправимо неправильное, что это был, как-будто момент каких-то тектонических сдвигов в душе, что в этот момент я обнажён и беззащитен и со мной могло произойти что угодно. И в то же время, я чувствовал, что такие моменты не повторяются, что именно сейчас происходит что-то очень важное, и что после этого я уже никогда не буду прежним. И одновременно с этим было ощущение, что происходит какое-то святотатство, что я не делаю чего-то очень важного, что должен был бы делать, что я зря трачу своё время, которое никогда не вернуть.

Должен вам сказать, что это очень тревожное время - сумерки.

Зола

Я вплетаю пальцы в мир, но никому не понять ни моего пафоса ни моей трагедии. Трагедии мгновенно разбивающейся мечты, пафоса мечтаний. Я не умею передавать ни того ни другого, но никому не понять что это такое и насколько оно глубоко. Мир бурлит и кипит, колышется там за окном, всегда там где тебя нет и никогда не будет.

Мои слова как перезамороженный шоколад, как вялая скошенная трава, как променад над бездной.

Видимо, я принимаю многие вещи не такими, какими они есть. В постоянной ссоре с реальностью, в постоянной привычке к её неприятию.

Я очень устал.

И никуда не иду.

Завтра

Мир - это стихи, переплетение событий, как переплетение пальцев, необычная грусть, непрожитые дни, непроизошедшие ожидания, неопределённые желания, такое ощущение, что ты где-то застрял, где-то в 19 веке, где-то посреди своих фантазий, посреди надломленного посредине мира, в хаосе неприближаемых желаний, вечно маячивших на горизонте, виртуально непрожитая жизнь, аутсайд, нежелание быть первым, нежелание совершать поступки, потому что мир прекрасен как он есть, просто так - здесь и сейчас. Уходящие вдаль разводные мосты, разъединяющие континенты, отказ от своих ролей, другие объяснения другим желаниям, хотя они всё те же, всё те же самые желания, и ты вдруг открываешь себе, что хочешь их по совершенно другой причине, в общем-то тупик, потому что дальше идти некуда, тупик, как он есть, это и есть настоящая точка невозвращения. Все дороги закрыты, вернее не так - все дороги открыты, но ни по одной не хочется идти. Всё что ты делаешь - только для того, чтобы продлить своё существование, работа, учёба, планы, проекты, это просто-напросто недостаточно для того, чтобы всё это делать. Всё что тебя окружает - только эрзац, набор фальсифицированных идеалов. Попытки спасти ситуацию. Чудес нет, или, вернее сказать, они когда-то могли бы быть. Даже если сегодня они произойдут, нужно будет ещё одно, дополнительное чудо - чтобы признать их таковыми. Что дальше, вот где вопрос. Ничего не дальше. Пардон. Ничего нет дальше. Разгружайся. Приехали.

Интересно, есть ли хоть что-нибудь, что тебе нужно было бы просто так, без бесплатного довеска в виде "заработать денег, чтобы не ходить на ебаную работу (плевать с более-менее высокой колокольни на окружающее тебя общество)"? "...плевать с более-менее высокой колокольни на окружающую тебя действительность".

Для чего, кстати плевать? Чтобы наконец жить.

Посвящается мертвецу Джима Джармуша.

Потому что я такой же мертвец, во мне нет "жизни живой", как говорил князь Пожарский Эрасту Фандорину в кино. Но что-то же во мне есть?

Так что же это?

A posteriori

А я всё живу в ожидании чуда, неважно, что так может продолжаться целую вечность, неважно что иногда просто нечего выплёскивать на бумагу (?), (уже практически анахронизм), что есть только то, что за окном, что писать только ради того, ради чего это делал Марсель Пруст, уравновешивая какие-то грузы в душе, балансируя над собственной персональной пропастью скуки, или чего иного, гораздо более едкого.

Но я продолжаю ждать нисхождения чуда, оно ниоткуда не приходит и, кажется, что прийти ему действительно неоткуда.

               Всего того живого, что несколько месяцев было у меня, и из чего я ничего не понял, главным образом про себя не понял, совсем немного. Говорить совершенно не о чем, но пожалуй, впервые много чего можно было бы сказать прямым текстом, получилась бы недурная драма, но я этого делать не стану. Странные хитросплетения каких-то вещей, меня подмывает сказать - психологических структур, образовали дикие невообразимо гармоничные узоры, вот именно так - дикие и гармоничные одновременно.

Пульс

Как бывает плохо, когда тишина жрёт тебя на завтрак в качестве апперитива. Когда волнами накрывает все твои два метра, когда зелёная густая вода, прозрачная как бутылка, солёная, как фисташки, прорывается в лёгкие. Когда хочется дышать, но можно только ползти сжавшись в комок, и радоваться, безумно радоваться тому, что тебе дают ползти, сжавшись в комок.

Когда любовь разрезает тебя на порции, и их жрут на обед, и так было случайно предопределено, и ты не знаешь, любовь ли это, или только такой способ любить, или только очередная попытка съесть тебя на обед, и ты съедаем каждый божий день, и всё так хорошо, что просто отлично, и не сказать больше.

Что-то непонятное притаилось впереди, оно ещё не выглядывает из-за угла, но про него уже можно кое-что предугадать. Только непонятно, что именно.

Ключевые слова

Просто идти. Что это такое? Просто идти там, где нет света, или там, где он попадает в глаза искажённым. Когда нет выбора, в полной темноте, по колено в грязи, вдыхая пыль, настолько густую, что если бы был фонарик, не видно было бы пальцев вытянутой руки. Прорубать свой путь вперёд, стоять на месте, ждать, снова идти, полоса препятствий не кончается; где-то очень высоко, над толщей горных пород, светит обнадёживающее солнце.

И иногда писать. Как тебе удаётся писать такие энергичные пассажи, со странными перескоками между смыслами? Это очень просто, тёмная зона, выталкивающая тебя как под очень сильным давлением, помогает совершать подобные экзерсисы. Помогала. Теперь пассажи пусты, как мысли наркомана, вяжутся, как жирный соус, никому ни о чём не говорят. Наступил конец дней.

Что дальше. Ты сидишь, наконец-то ты сидишь, у руин разрушенного атомной войной мира, небо догорает всеми оттенками красного. Хочется сказать "пиздец", но таких слов не было в словаре обитателей той планеты, которая только что, совсем недавно, ещё вчера, полтора - два года назад сгорела.

Мои эмоции нахуй никому не нужны, от них меня самого воротит, но вот они: усталость, горечь, печаль, разочарование, страх того, что всё опять остановится, счастье. Ну не пиздец ли это?

#000000

Весна догорает как салфетка с ненужной надписью, слова тонут в потоке символов, старость не за горами, зашоренные глаза больше не закрыты, за окном бушует ёбаный шторм, ночь не пришла, не могла не прийти, страхи расползаются по телу, как насекомые, тишина съедает тебя без остатка, ты в тупике.

Стоит признаться, что из ста тысяч выходов ты нашёл единственный тупик. Или, иначе говоря, кроме тупика ты не мог найти ничего другого.

Жизнь продолжается, как пластинка, кружится вокруг своей оси, как мириада насекомых вокруг лампочки, постоянное ожидание выстрела в спину, постоянный страх перед завтрашним днём, как нераскрытый цветок, как непонятный набор символов, которые вроде бы собираются в слова, но ничего не значат.

Насколько одно мгновение в жизни может определить её всю? Или она предопределена заранее, или у тебя всё-таки есть выбор, или ты всё-таки можешь изменить ну хоть что-нибудь, может быть у тебя есть хоть что-нибудь, за что стоило бы бороться?

Что такое все эти пройденные дни, все эти пройденные годы, все мгновения борьбы, когда ты вкладывал все свои силы в то, что в сегодняшнем итоге обернулось пустотой, ничем, холодными серыми сумерками, одиночеством, бредом на грани бесконечной зоны черноты, глубокой, неизведанной ночи? Как астероид, остаток чего-то большего, а может, никогда и не было ничего такого большего, а был только он - осколок скалы, по инерции несущийся в безбрежную пустоту, случайно вырвавшись из зоны действия гравитационных сил.

Куда всё катится, что будет завтра, какие выборы мы ставим перед собой, чего нам хочется, чего мы никогда не сможем, за что стоит бороться, а за что не станешь бороться никогда, ну их к чёрту эти бессмысленные вопросы, потому что ты всё равно сбился с ритма, тебя так легко сбить с ритма, вообще ты очень очень слабый, страшно даже представить, что же на самом деле будет завтра.

Чем измерять глубину этого неба, пустоту этих слов, растаявшие и намерзающие снова надежды, как лень, как самообман, как постоянное отворачивание головы от зеркала, как нежелание увидеть то, что есть на самом деле. И дело даже не в том, что можно увидеть что-то страшное, дело в том, что ничего другого там невозможно увидеть, что то, от чего ты прятался эту долгую четверть века, никогда не могло быть ничем хорошим, и то, что поджидает тебя за углом, ещё страшнее и уродливее, чем то, что осталось позади.

Впрочем свойства ночи таковы, что не шагать в эту пустоту, в страх, в неизвестность - просто невозможно, потому что другой дороги нет, и что шаг в это марево, в эту кашу из тумана и серого густого света, это шаг назад, к себе, всё ближе и ближе, наощупь, и если и окажется, что в этом застланном дымом от пожаров, пространстве есть дом, то он только мой, и мне жить в нём, а другого нет, и хватит об этом.

Ложь, что выбор у человека есть всегда.

Выбора у человека нет никогда. Он рождается и знает, что ни одной минуты в его жизни у него не будет выбора.

Идти или остановиться, даже в этом у него нет никакого выбора. Потому что один не может не идти, другой не может не остановиться. Какие бы формы это не принимало.

Принять всё как должное. Встать и идти.

Как будто у меня кто-то спрашивал, хочу ли я этого.

Мои взаимоотношения с.

Главное хотеть говорить, главное когда есть что сказать, когда смолчать просто невозможно, когда напор прёт из всех щелей, когда срывает заглушки, когда мир тонет во всемирном потопе, погребённый своей незначительностью, когда не имеет никакого значения, кто ты, что ты, куда идёшь, чего хочешь, о чём говоришь, чего не знаешь, чего боишься, какие страхи одолевают твою душу, в каких лабиринтах запутались твои сны, к чему стремятся твои поступки, сколько тебе лет, какого вероиспеведания придерживаешься, сколько у тебя было женщин, какого цвета кровь, которой ты будешь писать эту картину, конечно же, красного, конечно же никогда не возможно завершить начатое и полностью передать увиденное, в хитросплетениях слов, обрывков фраз, настроений, надстроек, условностей, жажды, самообманов, страхов, тлеющих как далёкий огонёк сигареты, иллюзий.

Когда приходит это, оно не стучит в дверь. Оно вдвигается в тебя, как скала, как планета, втягивающая тебя в свою орбиту, как рвущееся на части гравитационными силами небесное тело, и попробуй не смотреть в образовывающуюся пропасть, в пустоту, в ночь, в бездну. 

Последний на сегодня текст

Кажется, что всё осознано, все понятно, но мозаика не складывается из ста тысяч слов, которые тебе есть сказать. Она, как разбросанный по разным углам дома конструктор, бессвязные обрывки детских игр, впечатлений, прозрений, загадок. Её невозможно, конечно, сложить, для этого нужно воспринимать течение жизни, как логически оформленную последовательность, с классическими завязкой, целью, неотвратимым. У меня ничего этого нет. Из дрожащих рук просыпается даже такая мелочь, как вспышки света, необъяснимые вспышки счастья, добавлявшие красок в созерцательную картину мира, но совершенно бессвязные, их не знаешь куда приложить, и что про них сказать.

Точка

Сижу и слышу, как пустота врезается в меня, на всей скорости, бампером, задевая бедро и подбрасывая моё тело вверх. Оно проворачивается в воздухе и обрушивается вниз.

Молочный кефир, кисель, каша, моя жизнь похожа на них, моя жизнь - только пародия на жизнь, вглядевшись в лица вокруг понимаешь, что существует полная шкала и градации таких же точно жизней, наборов полупоступков, незаконченных действий, недодуманных мыслей, невысказываемых слов.

Если бы я узнал, что точно завтра умру - не знал бы что делать. Ничего бы не делал. Что вообще можно делать? Что вообще нужно делать? Глупый вопрос - что бы вы сделали, если бы узнали, что вам осталось только три дня? Он заслуживает не менее глупых ответов, которые, впрочем всегда звучат - делал бы добрые дела, трахал бы всё что движется, провёл бы это время весело; а вот нихрена - ничего бы не делал, ничего бы не менял, потому что не знаю, что надо вообще делать.